Глава IV
Глава IV
Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд родился в Дублине в доме под номером 21 по Вестланд Роу 16 октября 1854 г. Вскоре после его рождения его родители переехали в более просторный дом под номером 1 на Меррион Сквер. Его отец, мистер Уильям Уайльд, (который впоследствии был посвящён в рыцари) был правнуком торговца из Дарема. Прадед сэра Уильяма, Ральф Уайльд, прибыл в Англию в поисках счастья в середине восемнадцатого столетия и женился на ирландской леди по праву рождения, мисс О’Флин. Он работал управляющим имением у семейства Сендфордов в графстве Роскоммон. Он был отцом, кроме прочих детей, Томаса Уайльда, ставшего сельским врачом и в своё время женившегося на мисс Финн. Этот доктор Томас Уайльд был отцом сэра Уильяма Уайльда, чьим вторым сыном был Оскар Уайльд.
Отец Оскара, сэр Уильям Уайльд, женился на Джейн Франческе Элджи, которую можно описать как “светский фений” [фений – член тайного общества, боровшегося за освобождение Ирландии от английского владычества]. Я имею в виду, что она писала революционные стихи (она была очень плохим поэтом) и грубо осуждала “английскую тиранию” в дублинском еженедельнике “Нация”, но, в последствии, она не отказалась от небольшой пенсии из рук “кровавых тиранов”. Она подстрекала своих соотечественников сжечь “Замок”, резиденцию лорда-наместника, который посвящал в рыцари её мужа, но её революционные заявления не были восприняты всерьёз. [Дуглас здесь явно путает даты, мать Уайльда после замужества оставила свою революционную деятельность, а отца Уайльда посвящали в рыцари через 13 лет после их свадьбы, так что, когда она подстрекала соотечественников, то не знала ни о муже, ни о его будущем рыцарстве. Более того, в 1848 г. (когда она подстрекала) был один лорд-наместник, а в 1864 г. (посвящение в рыцари) на этом посту был уже другой человек] Она подписывала свои стихи и статьи именем “Сперанца”.
Она была культурной и интеллектуальной женщиной и написала много ныне забытых книг. Трогательной особенностью бедного Оскара было то, как он всегда с преувеличением восхищался её умственными способностями и положением в обществе. Он обожал её и всегда говорил о ней с глубоким почитанием и уважением. Те, кто знал её, согласятся, что она была добросердечной и отважной женщиной и что, когда на закате своих дней она переехала в захудалый маленький домишко на Оакли Стрит в Челси, она сохранила свои величественные манеры, несмотря на всю её странность и эксцентричность. Мистер У. Б. Максвелл в своих Воспоминаниях описал её как “ходячий семейный мавзолей” и “королеву трагедии в провинциальном театре”. Эти два описания относятся к её внешности, её фантастической манере одеваться и украшать себя. Комтесс де Бремонт, которая восхищалась ею, признаёт, что со всеми своими возвышающимися головными уборами из вельвета, длинными золотыми серьгами и огромными золотыми браслетами с бирюзой она производила неприятное впечатление на тех, кто видел её впервые. Нет сомнений в том, что она была очень притворной и необычайной poseuse [позёрша, фр.]. Оскар, несомненно, унаследовал привычку позёрства от неё. Одно время он был превосходным poseur [позёр, фр.]. Но, будучи человеком гения, образованности и эрудиции, он успешно выпутался из этого и впоследствии совсем бросил, а его мать не смогла.
К тому времени, когда я познакомился с Оскаром, период его позёрства уже прошёл. Он стал известным (или печально известным) благодаря его позёрству и эксцентричным костюмам. Но, достигнув славы, он вовремя почувствовал, что это нужно бросить, и стал вести себя совершенно естественно. Я могу говорить лишь о том времени, когда я знал его, а это девять последних лет его жизни, почти два года из которых он провёл в тюрьме. Я подтверждаю, что никогда не видел ни одного известного человека, который бы вёл себя менее притворно, чем Оскар. Наоборот, его обаяние состояло в его совершенной естественности и в том, что он без всякого страха говорил, что думает, по любому вопросу. Кроме того, он был одарён превосходным чувством юмора, которое не покидало его ни в зале суда, ни даже на смертном одре.
Можно сказать, что он превосходно преуспел в произведении безо всяких усилий ошеломляющего эффекта на своих слушателей, чего леди Уайльд тщетно добивалась на протяжении всей своей жизни.
Но всё же, дóлжно сказать в защиту леди Уайльд, что она и её эксцентричность произвели на свет такого Оскара, которого мы знаем. Она на протяжении всей своей жизни пыталась произвести эффект и потерпела неудачу, но Оскар, копируя её и улучшая её методы, в конце концов, преуспел в этом. Попытка высмеять его как нелепого персонажа, совершённая однажды журналом “Панч”, оказалась совершенным провалом, и, в итоге, нелепыми и глупыми выглядели его недоброжелатели. В одном дне Оскара Уайльда было больше остроумия и юмора, чем за весь период издания “Панча”. К тому времени, когда я познакомился с ним, он был не только самым превосходным собеседником в Лондоне, но и бесспорно превосходил тех, с кем был знаком в обществе, и не имел серьёзных конкурентов. Я видел его снова и снова в загородном доме или за обеденным столом доминирующим над группой людей, которые сначала относились к нему враждебно и с насмешкой. ”Перехитрить” их и обратить в обожающих “поклонников” было для него детской забавой. Я уже описывал в одной из своих книг о той поразительной манере, в которой он увлёк внимание моего отца в тот единственный раз, когда они по-дружески встретились в Кафе Роял. Это было восхитительное выступление. Мой отец с нежеланием сел за наш обеденный стол (по моей просьбе), ненавидя Оскара и не питая к нему ничего, кроме злобы и презрения, уже через десять минут “ел с его рук”, говоря метафорически. На следующий день отец написал мне, забирая все свои предыдущие слова о нём обратно: “Я не удивлён, что ты так увлечён им, он удивительный человек”.
Вернёмся к родителям Уайльда. Не хочется приуменьшать их значение, говоря, что, кроме того, что они являлись родителями Оскара, они не оставили никакой памяти после себя. То же самое можно сказать и о девятиста девяноста тысячах из каждого миллиона человек. О сэре Уильяме Уайльде мы помним, что он был выдающимся хирургом и как он был вовлечён в судебный процесс из-за одной из своих пациенток. Об этом процессе все давно бы уже забыли, если бы не противный Френк Хэррис, приправивший этим пикантным ингредиентом свою книгу и описавший столько порнографических деталей, сколько он смог туда вместить. Кроме этого, мы знаем, что сэр Уильям Уайльд был хорошим собеседником, очень гостеприимным, любил рыбалку и другие виды спорта, а также любил выпить. Всё это, даже включая парочку скандалов, можно сказать о тысячах ирландцах того же положения в обществе, что и он. Стоит добавить, что сэр Уильям Уайльд был археологом, и также был хорошо знаком с ирландскими легендами и фольклором. Кроме того, являясь отцом человека гения, он был довольно адекватным и производящим глубокое впечатление.
Оскара отправили в Королевскую школу Портора, школу-пансион в Эннискиллене, в возрасте десяти-одиннадцати лет. Его старший брат, Уилли, уже год находился там. Стоит упомянуть, что леди Уайльд, будучи беременной вторым ребёнком, ждала девочку, и говорят, что она была очень сильно расстроена, когда родился мальчик. Я цитирую из книги мистера Роберта Шерарда “Жизнь Оскара Уайльда”: “Говорят, что она продолжала одевать его как девочку и обращаться с ним, как с девочкой, дольше положенного в то время срока. Она даже надевала ювелирные украшения на своего маленького сына, что, по словам Джорджа Кларети, делало его похожим на миниатюрного индусского идола”.
Я не люблю противоречить мистеру Роберту Шерарду, и я не стал бы делать этого касательно истинности дат или фактов, но я должен воспользоваться возможностью заявить, что сказанное им (я имею в виду памфлет, написанный им в опровержение лжи Андре Жида) о “женственных чертах” Оскара, идёт в разрез с моими знаниями и наблюдениями. Мистер Шерард говорит, что в отклонениях Оскара его роль была женской. Я не могу представить себе, как мистер Шерард пришёл к такой мысли и как он вообще может знать, так оно или нет, и я решительно скажу, что мистер Шерард ошибается. Отклонения Оскара Уайльда можно просто и кратко описать как “обычные занятия учеников частных школ”, ни больше, ни меньше. Кто-то может не понять, но тот, кто был в частной школе, знает, о чём я говорю. Мистер Шерард довольно странно описывает женственность Оскара, словно это что-то, что может минимизировать тяжесть обвинений, выдвинутых против него. Мне кажется, он пытается доказать, что Оскар (возможно, в результате отношения его матери к нему в детском возрасте) имел женские черты, за которые он не был ответственен, и потому вёл себя подобным образом. Но я ни на минуту не допускаю, что Оскар имел женские черты. Обсуждая все вопросы, касающиеся секса [я сомневалась, как перевести слово sex, но, мне кажется, вряд ли оно здесь используется в значении “пол”], в моей “Автобиографии” (1929 г.), я выразил моё убеждение, что все люди в большей или меньшей степени бисексуальны, и Оскар Уайльд не являлся исключением. Я определённо отрицаю, что он был выражено женственным или что его особенности поведения (касательно его отклонений) были женственными. Я не утверждаю о научности данного вопроса, но я читал работы тех, кто изучал этот вопрос с научной точки зрения. Они утверждают, что гомосексуальность является формой или результатом задержки в развитии. Лично я убеждён, что так оно и есть. И это объясняет, почему такое большое количество мальчиков и девочек подвергаются этому в школьные годы и после, откровенно говоря, перерастают это и забывают о нёй. Эта “задержка в развитии” может идти рука об руку с превосходными интеллектуальными способностями. Она может сосуществовать с выдающимися достижениями в области искусства и письма. Я абсолютно уверен том, что эта задержка предрасполагает того, кто “болен” ею, к гомосексуальности, но тысячи, возможно, миллионы людей, предрасположенных к гомосексуальности, не поддаются ей, во всяком случае, после окончания школы и колледжа. Я думаю, что очевидно, что Шекспир, чьи сонеты, я, как и Сэмюэл Батлер, полагаю, были написаны в возрасте 21-24 лет, не был исключением. Я имею в виду, что в юности он был потенциально гомосексуален, но затем перерос это. Необходимо пояснить различия между потенциальным и действительным пристрастием к пороку, потому что их постоянно пытаются скрыть, иногда бессовестно, иногда в силу невежества. Оскар Уайльд в своей знаменитой речи в защиту гомосексуальности, произнесённой им во время его второго суда на Олд Бейли, преднамеренно и при тех обстоятельствах оправданно, смешал воедино эти два понятия, что постоянно делают гомосексуалисты, защищая себя, и назвал имя Шекспира. Он, конечно же, имел право делать всё возможное для своей защиты, привлечения на свою сторону присяжных и компенсации грубых действий со стороны судьи и обвинения, но он прекрасно знал, что смешивает эти два понятия (и это доказывает отрывок из “Дориана Грея”), т.к. он так же, как и я, верил в то, Шекспир был гомосексуалистом лишь в своих мыслях. Шекспир был моралистом и не сильно отличался от пуритан, и Уайльд знал о Шекспире столько, что не мог не знать этого факта. Шекспир пришёл бы в ужас и отвращение от тех деяний, в которых обвинили Уайльда, но в то же время он был потенциальным гомосексуалистом, во всяком случае, когда он написал сонеты, посвящённые господину Уиллу Хьюзу, чьё действительное существование и личность мне удалось установить в архивах Кентерберийского собора после поиска, проведённого самым доброжелательным образом по моей просьбе и распоряжению декана Кентерберийского. Несколько месяцев назад я написал письмо, описывающее детали этого чрезвычайно важного открытия, в “Таймс Литерари Сапплмент”. Если бы это письмо было обнародовано двадцать лет назад, оно бы привело к невероятному потрясению, даже землетрясению, в литературных кругах, однако ныне оно осталось практически незамеченным современными “знаменитыми знатоками Шекспира”, о чьей знаменитости твердят на каждом углу.
Я осознаю неоспоримый факт, что потенциальная (в отличие от действительной) гомосексуальность зачастую неотделима от гениальности, именно из-за неё я записал слово “болен” в кавычках при отождествлении гомосексуальности с “задержкой в развитии”. Никто не может “болеть” чем-то, что безобидно и безвредно. Пока потенциальная гомосексуальность существует лишь в мыслях, она является лишь огромным и совершенно невинным интеллектуальным стимулом, как в случае Шекспира. В случае с Марло [Кристофер Марло, поэт и переводчик, предшественник Шекспира] можно с уверенностью сказать, что она вышла за пределы его мыслей. Нет никаких свидетельств против Марло, кроме, конечно, его собственноручно записанных слов, но всё же, эти улики достаточно сильны.
Оскар провёл шесть лет в школе Портора. Я однажды спросил его, были ли “подобные вещи” в школе в те дни. Он ответил:
– На сколько мне известно, нет. Была лишь сентиментальная дружба.
Я обращаю на это внимание как на дополнительный ответ на очевидную ложь Френка Хэрриса, который состряпал псевдогомосексуальную историю об Оскаре и его школьном друге в Портора. Эта история считается выдумкой, её опровергает и Роберт Шерард, однако я даю мои дополнительные свидетельства, которые были (насколько я знаю) недоступны Шерарду или кому-либо ещё, кто писал книги о нём. Мистер Артур Рэнсом в своей книге об Уайльде говорит: “он (Уайльд) впервые экспериментировал с пороком в 1886 г., в 1889 г. это стало его привычкой”. Я полагаю, что это правдиво, потому что мистер Рэнсом получил весь материал для своей книги от Роберта Росса, который был активным гомосексуалистом задолго до Уайльда и был близко знаком с ним на протяжении нескольких лет до того, как я познакомился с ним. Я познакомился с Уайльдом в 1891 г.
Я думаю, что более чем вероятно (и я знаю, что Роберт Шерард согласится со мной), что Росс был тем, кто “посвятил” Оскара Уайльда. Я знаю со слов Оскара (и это подтверждает Роберт Шерард), что после освобождения из тюрьмы Росс в Берневале вернул его на скользкую дорожку, с которой он пытался сойти.
Отец Оскара, сэр Уильям Уайльд, женился на Джейн Франческе Элджи, которую можно описать как “светский фений” [фений – член тайного общества, боровшегося за освобождение Ирландии от английского владычества]. Я имею в виду, что она писала революционные стихи (она была очень плохим поэтом) и грубо осуждала “английскую тиранию” в дублинском еженедельнике “Нация”, но, в последствии, она не отказалась от небольшой пенсии из рук “кровавых тиранов”. Она подстрекала своих соотечественников сжечь “Замок”, резиденцию лорда-наместника, который посвящал в рыцари её мужа, но её революционные заявления не были восприняты всерьёз. [Дуглас здесь явно путает даты, мать Уайльда после замужества оставила свою революционную деятельность, а отца Уайльда посвящали в рыцари через 13 лет после их свадьбы, так что, когда она подстрекала соотечественников, то не знала ни о муже, ни о его будущем рыцарстве. Более того, в 1848 г. (когда она подстрекала) был один лорд-наместник, а в 1864 г. (посвящение в рыцари) на этом посту был уже другой человек] Она подписывала свои стихи и статьи именем “Сперанца”.
Она была культурной и интеллектуальной женщиной и написала много ныне забытых книг. Трогательной особенностью бедного Оскара было то, как он всегда с преувеличением восхищался её умственными способностями и положением в обществе. Он обожал её и всегда говорил о ней с глубоким почитанием и уважением. Те, кто знал её, согласятся, что она была добросердечной и отважной женщиной и что, когда на закате своих дней она переехала в захудалый маленький домишко на Оакли Стрит в Челси, она сохранила свои величественные манеры, несмотря на всю её странность и эксцентричность. Мистер У. Б. Максвелл в своих Воспоминаниях описал её как “ходячий семейный мавзолей” и “королеву трагедии в провинциальном театре”. Эти два описания относятся к её внешности, её фантастической манере одеваться и украшать себя. Комтесс де Бремонт, которая восхищалась ею, признаёт, что со всеми своими возвышающимися головными уборами из вельвета, длинными золотыми серьгами и огромными золотыми браслетами с бирюзой она производила неприятное впечатление на тех, кто видел её впервые. Нет сомнений в том, что она была очень притворной и необычайной poseuse [позёрша, фр.]. Оскар, несомненно, унаследовал привычку позёрства от неё. Одно время он был превосходным poseur [позёр, фр.]. Но, будучи человеком гения, образованности и эрудиции, он успешно выпутался из этого и впоследствии совсем бросил, а его мать не смогла.
К тому времени, когда я познакомился с Оскаром, период его позёрства уже прошёл. Он стал известным (или печально известным) благодаря его позёрству и эксцентричным костюмам. Но, достигнув славы, он вовремя почувствовал, что это нужно бросить, и стал вести себя совершенно естественно. Я могу говорить лишь о том времени, когда я знал его, а это девять последних лет его жизни, почти два года из которых он провёл в тюрьме. Я подтверждаю, что никогда не видел ни одного известного человека, который бы вёл себя менее притворно, чем Оскар. Наоборот, его обаяние состояло в его совершенной естественности и в том, что он без всякого страха говорил, что думает, по любому вопросу. Кроме того, он был одарён превосходным чувством юмора, которое не покидало его ни в зале суда, ни даже на смертном одре.
Можно сказать, что он превосходно преуспел в произведении безо всяких усилий ошеломляющего эффекта на своих слушателей, чего леди Уайльд тщетно добивалась на протяжении всей своей жизни.
Но всё же, дóлжно сказать в защиту леди Уайльд, что она и её эксцентричность произвели на свет такого Оскара, которого мы знаем. Она на протяжении всей своей жизни пыталась произвести эффект и потерпела неудачу, но Оскар, копируя её и улучшая её методы, в конце концов, преуспел в этом. Попытка высмеять его как нелепого персонажа, совершённая однажды журналом “Панч”, оказалась совершенным провалом, и, в итоге, нелепыми и глупыми выглядели его недоброжелатели. В одном дне Оскара Уайльда было больше остроумия и юмора, чем за весь период издания “Панча”. К тому времени, когда я познакомился с ним, он был не только самым превосходным собеседником в Лондоне, но и бесспорно превосходил тех, с кем был знаком в обществе, и не имел серьёзных конкурентов. Я видел его снова и снова в загородном доме или за обеденным столом доминирующим над группой людей, которые сначала относились к нему враждебно и с насмешкой. ”Перехитрить” их и обратить в обожающих “поклонников” было для него детской забавой. Я уже описывал в одной из своих книг о той поразительной манере, в которой он увлёк внимание моего отца в тот единственный раз, когда они по-дружески встретились в Кафе Роял. Это было восхитительное выступление. Мой отец с нежеланием сел за наш обеденный стол (по моей просьбе), ненавидя Оскара и не питая к нему ничего, кроме злобы и презрения, уже через десять минут “ел с его рук”, говоря метафорически. На следующий день отец написал мне, забирая все свои предыдущие слова о нём обратно: “Я не удивлён, что ты так увлечён им, он удивительный человек”.
Вернёмся к родителям Уайльда. Не хочется приуменьшать их значение, говоря, что, кроме того, что они являлись родителями Оскара, они не оставили никакой памяти после себя. То же самое можно сказать и о девятиста девяноста тысячах из каждого миллиона человек. О сэре Уильяме Уайльде мы помним, что он был выдающимся хирургом и как он был вовлечён в судебный процесс из-за одной из своих пациенток. Об этом процессе все давно бы уже забыли, если бы не противный Френк Хэррис, приправивший этим пикантным ингредиентом свою книгу и описавший столько порнографических деталей, сколько он смог туда вместить. Кроме этого, мы знаем, что сэр Уильям Уайльд был хорошим собеседником, очень гостеприимным, любил рыбалку и другие виды спорта, а также любил выпить. Всё это, даже включая парочку скандалов, можно сказать о тысячах ирландцах того же положения в обществе, что и он. Стоит добавить, что сэр Уильям Уайльд был археологом, и также был хорошо знаком с ирландскими легендами и фольклором. Кроме того, являясь отцом человека гения, он был довольно адекватным и производящим глубокое впечатление.
Оскара отправили в Королевскую школу Портора, школу-пансион в Эннискиллене, в возрасте десяти-одиннадцати лет. Его старший брат, Уилли, уже год находился там. Стоит упомянуть, что леди Уайльд, будучи беременной вторым ребёнком, ждала девочку, и говорят, что она была очень сильно расстроена, когда родился мальчик. Я цитирую из книги мистера Роберта Шерарда “Жизнь Оскара Уайльда”: “Говорят, что она продолжала одевать его как девочку и обращаться с ним, как с девочкой, дольше положенного в то время срока. Она даже надевала ювелирные украшения на своего маленького сына, что, по словам Джорджа Кларети, делало его похожим на миниатюрного индусского идола”.
Я не люблю противоречить мистеру Роберту Шерарду, и я не стал бы делать этого касательно истинности дат или фактов, но я должен воспользоваться возможностью заявить, что сказанное им (я имею в виду памфлет, написанный им в опровержение лжи Андре Жида) о “женственных чертах” Оскара, идёт в разрез с моими знаниями и наблюдениями. Мистер Шерард говорит, что в отклонениях Оскара его роль была женской. Я не могу представить себе, как мистер Шерард пришёл к такой мысли и как он вообще может знать, так оно или нет, и я решительно скажу, что мистер Шерард ошибается. Отклонения Оскара Уайльда можно просто и кратко описать как “обычные занятия учеников частных школ”, ни больше, ни меньше. Кто-то может не понять, но тот, кто был в частной школе, знает, о чём я говорю. Мистер Шерард довольно странно описывает женственность Оскара, словно это что-то, что может минимизировать тяжесть обвинений, выдвинутых против него. Мне кажется, он пытается доказать, что Оскар (возможно, в результате отношения его матери к нему в детском возрасте) имел женские черты, за которые он не был ответственен, и потому вёл себя подобным образом. Но я ни на минуту не допускаю, что Оскар имел женские черты. Обсуждая все вопросы, касающиеся секса [я сомневалась, как перевести слово sex, но, мне кажется, вряд ли оно здесь используется в значении “пол”], в моей “Автобиографии” (1929 г.), я выразил моё убеждение, что все люди в большей или меньшей степени бисексуальны, и Оскар Уайльд не являлся исключением. Я определённо отрицаю, что он был выражено женственным или что его особенности поведения (касательно его отклонений) были женственными. Я не утверждаю о научности данного вопроса, но я читал работы тех, кто изучал этот вопрос с научной точки зрения. Они утверждают, что гомосексуальность является формой или результатом задержки в развитии. Лично я убеждён, что так оно и есть. И это объясняет, почему такое большое количество мальчиков и девочек подвергаются этому в школьные годы и после, откровенно говоря, перерастают это и забывают о нёй. Эта “задержка в развитии” может идти рука об руку с превосходными интеллектуальными способностями. Она может сосуществовать с выдающимися достижениями в области искусства и письма. Я абсолютно уверен том, что эта задержка предрасполагает того, кто “болен” ею, к гомосексуальности, но тысячи, возможно, миллионы людей, предрасположенных к гомосексуальности, не поддаются ей, во всяком случае, после окончания школы и колледжа. Я думаю, что очевидно, что Шекспир, чьи сонеты, я, как и Сэмюэл Батлер, полагаю, были написаны в возрасте 21-24 лет, не был исключением. Я имею в виду, что в юности он был потенциально гомосексуален, но затем перерос это. Необходимо пояснить различия между потенциальным и действительным пристрастием к пороку, потому что их постоянно пытаются скрыть, иногда бессовестно, иногда в силу невежества. Оскар Уайльд в своей знаменитой речи в защиту гомосексуальности, произнесённой им во время его второго суда на Олд Бейли, преднамеренно и при тех обстоятельствах оправданно, смешал воедино эти два понятия, что постоянно делают гомосексуалисты, защищая себя, и назвал имя Шекспира. Он, конечно же, имел право делать всё возможное для своей защиты, привлечения на свою сторону присяжных и компенсации грубых действий со стороны судьи и обвинения, но он прекрасно знал, что смешивает эти два понятия (и это доказывает отрывок из “Дориана Грея”), т.к. он так же, как и я, верил в то, Шекспир был гомосексуалистом лишь в своих мыслях. Шекспир был моралистом и не сильно отличался от пуритан, и Уайльд знал о Шекспире столько, что не мог не знать этого факта. Шекспир пришёл бы в ужас и отвращение от тех деяний, в которых обвинили Уайльда, но в то же время он был потенциальным гомосексуалистом, во всяком случае, когда он написал сонеты, посвящённые господину Уиллу Хьюзу, чьё действительное существование и личность мне удалось установить в архивах Кентерберийского собора после поиска, проведённого самым доброжелательным образом по моей просьбе и распоряжению декана Кентерберийского. Несколько месяцев назад я написал письмо, описывающее детали этого чрезвычайно важного открытия, в “Таймс Литерари Сапплмент”. Если бы это письмо было обнародовано двадцать лет назад, оно бы привело к невероятному потрясению, даже землетрясению, в литературных кругах, однако ныне оно осталось практически незамеченным современными “знаменитыми знатоками Шекспира”, о чьей знаменитости твердят на каждом углу.
Я осознаю неоспоримый факт, что потенциальная (в отличие от действительной) гомосексуальность зачастую неотделима от гениальности, именно из-за неё я записал слово “болен” в кавычках при отождествлении гомосексуальности с “задержкой в развитии”. Никто не может “болеть” чем-то, что безобидно и безвредно. Пока потенциальная гомосексуальность существует лишь в мыслях, она является лишь огромным и совершенно невинным интеллектуальным стимулом, как в случае Шекспира. В случае с Марло [Кристофер Марло, поэт и переводчик, предшественник Шекспира] можно с уверенностью сказать, что она вышла за пределы его мыслей. Нет никаких свидетельств против Марло, кроме, конечно, его собственноручно записанных слов, но всё же, эти улики достаточно сильны.
Оскар провёл шесть лет в школе Портора. Я однажды спросил его, были ли “подобные вещи” в школе в те дни. Он ответил:
– На сколько мне известно, нет. Была лишь сентиментальная дружба.
Я обращаю на это внимание как на дополнительный ответ на очевидную ложь Френка Хэрриса, который состряпал псевдогомосексуальную историю об Оскаре и его школьном друге в Портора. Эта история считается выдумкой, её опровергает и Роберт Шерард, однако я даю мои дополнительные свидетельства, которые были (насколько я знаю) недоступны Шерарду или кому-либо ещё, кто писал книги о нём. Мистер Артур Рэнсом в своей книге об Уайльде говорит: “он (Уайльд) впервые экспериментировал с пороком в 1886 г., в 1889 г. это стало его привычкой”. Я полагаю, что это правдиво, потому что мистер Рэнсом получил весь материал для своей книги от Роберта Росса, который был активным гомосексуалистом задолго до Уайльда и был близко знаком с ним на протяжении нескольких лет до того, как я познакомился с ним. Я познакомился с Уайльдом в 1891 г.
Я думаю, что более чем вероятно (и я знаю, что Роберт Шерард согласится со мной), что Росс был тем, кто “посвятил” Оскара Уайльда. Я знаю со слов Оскара (и это подтверждает Роберт Шерард), что после освобождения из тюрьмы Росс в Берневале вернул его на скользкую дорожку, с которой он пытался сойти.